Татьяна Вострикова:
слон, капсула времени
и «Пермский период»

— Конечно, можем! Уникальность места находки в том, что это местонахождение с мощным костеносным слоем. И это большая редкость. На территории нашей страны встречаются единичные находки костей трогонтериевого слона, а раскопки в Пермском крае позволили обнаружить целую плейстоценовую фауну! Представляете?! Мы нашли не только кости слона, но и несколько видов других животных — кости носорога, оленя, сайгака, лося, лисицы и лошади, а также кости и зубы грызунов. Все они были современниками слона, то есть проживали по соседству. Весь этот материал — и фрагменты костей животных, фрагменты растений и почвы — позволяет ученым комплексно изучить местонахождение плейстоценовой фауны.

Уникальность местонахождения подчеркивает и самая крупная находка — это бивень трогонтериевого слона. Его размер от альвеолярной до концевой части составляет 3 метра 15 сантиметров. Это максимально предельный размер бивня взрослой особи. В музейных собраниях нашей страны нет бивней такого размера. Мы смогли его извлечь из слоя земли и транспортировать в город так, чтобы он не разрушился. Я горжусь нашей слаженной командной работой, мы вложили много сил и труда, чтобы привезти бивень с раскопок в полной сохранности.

Пермская находка создала для российской палеонтологии прецедент — комплексное изучение костеносного материала с раскопок может изменить устоявшиеся в науке подходы к времени бытования трогонтериевых слонов на Земле. В музеях нашей страны находятся пять скелетов трогонтериевых слонов — в Москве, Новосибирске, Ханты-Мансийске и Азове, шестой трогонтериевый слон встанет в Перми — в новом музее «Пермский период».

Татьяна, можем ли мы сейчас, спустя почти 15 лет, сказать, что в ходе экспедиций и изучения находок трогонтериевого слона мы имеем дело с уникальным местонахождением и подошли к серьезному научному палеонтологическому открытию? Если да, то в чем оно заключается?

На территории нашей страны встречаются единичные находки костей трогонтериевого слона, а раскопки в Пермском крае позволили обнаружить целую плейстоценовую фауну! Представляете?!

Масштабные раскопки Пермского краеведческого музея предоставили для академической науки большое исследовательское поле. Итоги полевых сезонов практически ежегодно презентовались на научных конференциях не только в России, но и за рубежом

— Раскопки трогонтериевого слона вывели Пермский краеведческий музей на очередной виток партнерства с Палеонтологическим институтом РАН (Москва), которое началось еще в 2010 году с создания палеонтологической выставки «Музей пермских древностей». Такие совместные проекты институционально усиливают друг друга. За время раскопок команда музея расширила компетенции в области препарирования находок в полевых и камеральных условиях и научного описания находок, а также освоила методы и практику полевых экспедиционных работ.

Масштабные раскопки Пермского краеведческого музея предоставили для академической науки большое исследовательское поле. Итоги полевых сезонов практически ежегодно презентовались на научных конференциях не только в России, но и за рубежом, а также в формате статей в научных и научно-популярных изданиях. Благодаря научному руководству Евгения Мащенко, старшего научного сотрудника Палеонтологического института РАН, об экспедиции пермского музея и находке из Пермского края стало широко известно в научных кругах среди ученых мира, изучающих мамонтовую фауну.

Сейчас, когда экспедиции уже давно за плечами и все находки обработаны, наша задача — собрать слона и показать его людям. Мы начали новый этап проектной работы — создание модели трогонтериевого слона путем научной реконструкции. Эта модель станет самым крупным экспонатом музея «Пермский период».

В чем важность этой находки трогонтериевого слона в Оханске для Пермского края и российского научного сообщества?

— Надо сказать, что информация о палеонтологических находках в музей приходит достаточно часто. Какие‑то окаменелости приносят родители с детьми в Музей пермских древностей, большие фрагменты костей пермяки показывают на фото своих смартфонов, иногда дают описания находки по телефонному звонку, а только потом привозят в музей показать специалистам. К каждому такому обращению мы относимся очень внимательно. Когда мы узнали от рыбаков о находке в Оханском районе, предположили, что это фрагменты костей мамонта.

Сначала не придали этому большого значения, но решили показать фотографию нижней челюсти с зубом Евгению Мащенко. Он посмотрел фото и сказал, что, похоже, этот зуб принадлежит трогонтериевому слону. Но чтобы быть уверенным, важно вживую посмотреть находку. Так, после приезда ученого в Пермь, у нас появилось экспертное заключение, что находка из Оханского района относится к скелету трогонтериевого слона — предка шерстистого мамонта.

С этого момента мы осознали уникальность местонахождения и снарядили первую разведочную экспедицию в 2012 году. Эта экспедиция показала перспективность местонахождения, и мы поняли, что у нас впереди еще не один полевой сезон.

Как вы отреагировали на находку рыбаков в Оханском районе в 2010 году?

Глинистая почва была очень рыхлой и постоянно осыпалась в воду. Это было небезопасно. В итоге мы сделали серпантинную дорогу шириной в две стопы и осторожно поднимались друг за другом по стенке обрыва.

— Сложности были организационно-технические, особенно в первые полевые сезоны 2012 и 2013 года. Само местонахождение — это труднодоступное место, обрыв берега над водохранилищем. Первые пару лет мы добирались до места раскопок только с воды. На катер мы загружали все экспедиционное снаряжение и личные вещи, шли по воде до места раскопок, искали удобное место для причаливания, высаживались на берег. Место для разбивки лагеря было на высоком склоне, подниматься на него и тащить все снаряжение было крайне неудобно и физически тяжело. Я помню, что мы сначала прокладывали дорогу по отвесному берегу, а забравшись наверх, вырубали и выкашивали траву, чтобы разровнять площадку под палатки и костровище. И такой сложной дорогой спусков и подъемов мы ходили и носили с собой инструменты каждый день на соседний склон, где располагался раскоп. А потом носили хрупкие находки в ящиках на руках, боясь запнуться.

Место залегания находок было на отвесном глинистом склоне. В первую экспедицию мы тщательно продумывали, как проложить дорогу по отвесной стенке, чтобы добраться до места находок и разместиться там с лопатами. Глинистая почва была очень рыхлой и постоянно осыпалась в воду. Это было небезопасно. В итоге мы сделали серпантинную дорогу шириной в две стопы и осторожно поднимались друг за другом по стенке обрыва. Первые годы экспедиция была немногочисленная по составу. У каждого была своя роль и задача. Мы с Ларисой Жужговой, заведующей сектором естественно-исторических коллекций Пермского краеведческого музея, расчищали костеносный слой, а коллеги-мужчины снимали тяжелую часть грунта и следили за обвалом осыпи сверху, страховали. Так приспособились работать. Когда костеносный слой стал уходить все больше вглубь берега, стало понятно, что следующий полевой сезон копать будет вовсе небезопасно, так как увеличивался риск обвала осыпи сверху и глубина залегания находок диктовала нам использование техники.

В полевой сезон 2014 года перед нами встала очередная задачка — найти или проложить самим дорогу с суши до места залегания находок. Что мы и сделали!
Потом, в 2015 году, были затяжные дождливые недели, что очень отягощало работу, а порой просто ставило раскопки «на стоп». В один год наш экскаватор тонул в глине на обрыве берега, и мы эвакуировали его тракторами, а однажды по соседству с экспедиционным лагерем ходила медведица и держала в страхе все соседние деревни. Пожалуй, в каждом полевом сезоне были свои сложности, но все они оказались преодолимы благодаря слаженным действиям членов музейной экспедиции.

С 2013 года вы возглавляли экспедиции по раскопкам трогонтериевого слона в Оханском районе. С какими сложностями вы столкнулись?

В нашей экспедиции было два монолита весом полторы и две тонны. Поднять их с раскопа
мы смогли только при
помощи катера с лебедкой. И это еще одна сложность, о которой мы даже
не предполагали в начале раскопок. А теперь знаем эту методику.

— На мой взгляд, Оханский район достаточно быстро ощутил аккумулятивный эффект от социокультурных проектов палеонтологической тематики. Можно сказать, раскопки трогонтериевого слона активизировали социокультурные инициативы в территории. За время раскопок в Оханском районе состоялось несколько крупных культурных событий, администрация привлекла субсидию на развитие территории в рамках победы в региональном конкурсе «Пермский край — территория культуры», а также был получен грант от Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко на проект «Трогонтериевый слон и все, все, все», что повлекло серию творческих мероприятий для разных аудиторий села и района.

За 10 лет работы в районе у нас сложилось тесное сотрудничество с администрацией территории. Оно выражалось во взаимопомощи и поддержке, мы принимали с экскурсионной программой на раскоп школьников села Казанка, консультировали коллег из муниципалитета при подготовке грантовых заявок, участвовали с передвижными выставками в событиях Оханского района, оказывали консультативную помощь сотрудникам местного музея. Кстати, одна из первых находок с местонахождения — фрагмент бивня — экспонируется в музее села Казанка до сих пор (ее передали рыбаки — жители села, авторы находки), и мы не собираемся его забирать. Администрация района в свою очередь помогала нам решать хозяйственные вопросы — обеспечила отряд экспедиции питьевой водой, организовала быструю доставку строительных материалов и оперативно подключалась с помощью в экстренных вопросах.

Как вы думаете, находка трогонтериевого слона поспособствовала развитию Оханского района? Будет ли продолжено сотрудничество с музеем Оханска?

— Я говорила, что Пермь не мой родной город, но я очень благодарна Перми. Это место, где я определилась в профессии. Здесь мои друзья и большой круг профессионального общения. С Пермью меня очень многое связывает. А Самара для меня — дорогая родина, там все пропитано любовью — широкие улицы, огромные облака, Волга. Можно сказать, что я люблю Пермь и Самару по‑разному — но одинаково сильно.

Вы родились и выросли в Самаре и в одном из интервью сказали, что не считаете «Пермь своим городом». А сейчас?